Работа над новым синглом группы Ундервуд

Никита, где вы учились, как пришли в профессию?
В профессию я пришел из музыки – закончил музыкальную школу по скрипке и хору. Увлекся рок-н-роллом, электрогитарой, школьной группой. Но музыкантов не было ни в семье, ни среди друзей. Я знакомился со всем через musicforums.ru. Первые группы, репетиции. Была глупая детская мечта стать концертным звукорежиссером, а когда какой-нибудь гитарист не сможет выступать, я его заменю и прославлюсь на весь мир!
Потом я закончил Московский государственный университет культуры и искусств по специальности звукорежиссер. Но главный мой университет – практика, которая началась с караоке и маленьких клубов и двигалась все дальше по нарастающей. В плотном графике мне удавалось совмещать ночные и дневные работы с дневным обучением в Университете.

Когда вы уже могли сказать: «Я – звукорежиссер на этом проекте»?
Для меня отличной школой были известные московский клубы «Plan B», «Rock House», там я научился делать что-то из ничего. То есть в отсутствие райдера, аппарата, людей и понимания каких-то процессов там удавалось сделать хороший звук. Это действительно было сложно. Хороша именно такая школа на малом оборудовании. Многим моим студентам сложно найти настолько тяжелые условия для работы, чтобы там постепенно стать профессионалом.

Я думаю, что для меня переломным был 2013 год, когда я стал звукорежиссером группы Marimba Plus. Это известный World Music коллектив из Москвы, и, наверное, один из самых сложных ансамблей с точки зрения концертной звукорежиссуры с солирующим инструментом маримба, много духовых, синтезаторов, полная свобода в стиле, гигантское количество каналов, микрофонов, не самые простые финансовые и райдерные условия. Приходилось много сочинять, придумывать, пробиваться. Даже спустя пять лет работы в этом коллективе, когда я уже стал опытным звукорежиссером, нужно было напрягать мозги и ни на минуту не расслабляться.

Практически одновременно с Marimba Plus я начал работать в клубе Алексея Козлова. Это и был, пожалуй, мой серьезный старт. Хотя и до этого я работал с иностранными исполнителями, например, со шведской группой, участники которой, приехав в Россию и встретив меня, рядового звукорежиссера клуба, говорили, что такого звука никогда не добивались на своих площадках. Таких иностранных артистов было немало. Это все, в основном, андеграундная музыка, имеющая своих слушателей, и мы проехали по России не один тур.

Насколько концертный звукорежиссер является соавтором музыкального произведения?
Сложный вопрос. В начале своей карьеры я был ослеплен собственной важностью и значимостью: «Я – художник, и все у меня под ручками, фейдерами и мьютами». Сейчас я себя таким не вижу, так как понимаю, что звук, аранжировка, все краски рождаются у музыканта. Моя задача – грамотно это усилить, создать музыкантам комфортные условия и донести до широкой публики то, что они сочинили. То есть, если все правильно аранжировано, прописано в инструментах, правильно выбраны тембры, то влияние концертного звукорежиссера минимально.

Со мной консультируются, я разбираюсь в музыкальных инструментах и их тембрах, имея опыт и образование, могу подсказать, что будет хорошо работать в студии, на сцене, а что – плохо.
Кроме всего прочего, четыре года я отработал менеджером по продажам ударных инструментов в известном барабанном магазине «Музимпорт» – наверное, одном из первых специализированных магазинов в стране с множеством интересных проектов: оборудование мюзиклов хитрыми инструментами, колоколами, блоками, маримбами, виброфонами, маршевыми барабанами.

Там от очень важного для меня человека, владельца фирмы и по совместительству успешного оркестрового музыканта Андрея Мартынова я узнал много интересного о звуке ударных, об инструментах и вообще о музыке. Именно он познакомил меня впоследствии с группой Marimba Plus.

Звукорежиссер площадки, который встречает неизвестные ему ансамбли, вряд ли может сказать: «Ребята, у вас барабан не такой, поэтому сегодня джаз не получится». Зачастую приходится работать с тем, что есть. В вопросах подбора тембров и инструментов музыканты прислушиваются к мнению своего постоянного звукорежиссера. Звукорежиссер может подсказать, как и с чем получится другое звучание, что звучит не очень, что тускло, что теряется и так далее.

С Брайаном Фичи,                                                                 Мониторный инженер
фестиваль Bonzo Bash, 2015 год                                        Алексея Чумакова, 2018 год

Когда вы пришли в группу «Ундервуд»?
В группу «Ундервуд» я пришел работать, как это часто бывает, на замену в небольшой тур, и остался надолго. С 2015 года как звукорежиссер, с 2019 как директор.

Для чего понадобилось такое совмещение?
Мне предлагали эту должность в 2017 году, но тогда я отказался, так как у меня еще не было организаторского опыта. Но параллельно с проектами я успевал организовывать фестивали и концерты, даже участвовал в спектаклях как звукорежиссер и звукорежиссер-музыкант, сидя за пультом, еще играл под столом на клавишах. Не хватало рук, плейбэков, у меня была небольшая MIDI-клавиатура, на которой я играл простые педы.
А сейчас понимаю, что это как раз то, чего мне не хватало.

У меня есть определенные менеджерские способности, мне всегда был интересен процесс со всех сторон. Я ощущаю себя внутри многих процессов, пытаюсь охватить многие сферы, связанные с живым звуком, предлагаю клиентам практически полный спектр услуг, которые есть на рынке – от проката до звукозаписи и продюссирования. Мне хочется изучать все новое, что связано с моей специальностью. Для этого приходится каждый раз с нуля и методом проб и ошибок изучать разные аспекты. Например, группе необходимо упорядочить цифровую дистрибьюцию музыки – я просто взял и организовал собственный лейбл, выложил дискографию, и теперь помогаю друзьям музыкантам делать цифровые релизы.

А в 2019 году я согласился стать и директором группы. Во-первых, это интересно финансово, во-вторых, открывает большие возможности в продюссировании и управлении процессами. И самое главное, я люблю создавать свою вселенную, профессиональный круг коллег, партнеров, клиентов, с которыми приятно работать по своим правилам. Если хочешь изменений в своей жизни, сделай это сам.
Я хотел многое изменить в коллективе: с организаторской точки зрения, с финансовой, с точки зрения концертного звука и построения отношений с корпоративными заказчиками, с гастролями. Я начал все делать сам, и мне это очень нравится.

Быть одновременно директором и концертным звукорежиссером удобно в плане тонкости понимания финансовых затрат. Часто между звукорежиссером и директором происходят столкновения, так как первый хочет невероятно дорогой райдер, а второй считает, что заказчик не вывезет и откажется от группы. Сейчас я понимаю, где могу запросить по полной, а где не могу, как не потерять и клиента, и качество результата. Есть объективные вещи райдера, а есть не совсем. К примеру, существует просто цифровой пульт, или пульт, который я люблю. Для среднестатистического слушателя в 95% не будет особой разницы, так как мастерство музыкантов и мой скромный опыт позволяют на различных системах в зависимости от бюджета выдавать хороший результат.

Вы можете сделать так, чтобы группа отличалась от других?
Отличие рождается в уме композитора и аранжировщика. Моя задача – его поддержать и максимально повторить вчера, сегодня и завтра на самых разных площадках. Отличие группы может быть не только в звучании и элементах программы, но и за кулисами, в мире организаторов в индустрии. Я хочу, чтобы организаторы и заказчики получали положительные эмоции и зарабатывали с нами. При этом чтобы не терялось качество, соблюдались сроки, и все происходило по договору.

Вы прописываете в райдер то, что хотите по максимуму?
В нашем райдере – максимально, что мы хотим. Но в нем есть позиции незыблемые, а есть то, что можно обсудить в зависимости от ситуации. Если мероприятие проходит в Москве или области, то в 90% случаев я сам предлагаю заказчику технический подряд. Часто бывает, что заказчик хочет пригласить только нашу группу или нашу группу как основную, ему проще общаться со мной как с директором, чем искать подрядчика, устраивать конкурс. В моем лице заказчик сразу получает не только директора группы, но и технического подрядчика, а зачастую и организатора всего мероприятия, включая сценарий, аренду площадки, кейтеринг, декор и так далее.

От чего никак нельзя отказаться?
Никак нельзя отказаться от использования in-ear систем, мы не возим с собой барабанные тарелки, малый барабан, педаль, нельзя отказаться от гитарного комбоусилителя фирмы Mesa Boogie, пульт обязательно должен быть цифровым. Это, пожалуй, главные незыблемые моменты райдера.
Какой in-ear системой вы пользуетесь?
Shure, Sennheiser. Все как у всех, и придумать тут что-то другое сложно.

Сейчас уже все музыканты в ушных мониторах?
Все, бас-гитарист и в ушных, и в пол, для уверенности. Ушные мониторы я ввел в работу коллектива в 2015 году.

Что скажете о пульте?
В нашем райдере два моих любимых пульта – DiGiCo SD12 и DiGiCo S21. Они удобные, на них для достижения нужного результата я делаю меньше движений, чем на других. Мои знания и квалификация позволяют отработать на любом пульте, хотя некоторые менее стабильны, какие-то показали себя хуже, какие-то просто неудобны для нашего коллектива.

Расскажите, пожалуйста, какие в коллективе инструменты, как и чем вы их подзвучиваете.
Все просто. Ударная установка – стандартная подзвучка, получается 11 каналов: две бочки, два малых, хай-хет, три тома, оверхеды и райд. Бас-гитара, сигнал с ди-бокса и сигнал с микрофона с басового кабинета. Электрогитара одним микрофоном с комбика, клавиши в ди-бокс. Акустическая гитара через ди-бокс. Три вокала, два основных и один бэк, и три канала плейбэка, включающие два канала собственно самого плейбэка и один канал клика. Ничего сложного.

Какие микрофоны вы предпочитаете для вокала?
Для вокала моих артистов идеально подходит Sennheiser E945. Мой любимый вокальный микрофон – Telefunken M80. Вокальный микрофон – очень тонкая вещь, каждому вокалисту нужен свой, как зубная щетка. Сейчас во многих магазинах, приличных студиях, шоурумах есть возможность сравнить микрофоны. Нет универсального,  кто-то прекрасно звучит в легендарный SM58, а для моих артистов идеален E945. Каждый микрофон хорош под свою задачу.

Что поменялось в группе за время работы с вами?
Сменился состав музыкантов, но это не моя заслуга, и не моя вина, просто так получилось. С пришедшими музыкантами уплотнился звук и сам подход, появился ушной мониторинг, я ввел плейбэки, которые в нашей группе имеют большого значения в плане общего звука, мы и без них достойно звучим. Но в плейбэки я добавил те партии из студийных альбомов, которые нам сложно воплотить вживую. Например, бэковые женские вокалы, духовые, хитрые синтезаторы, так как мы не можем возить с собой оркестр ради одной песни. Плейбэками занимаюсь я, у меня большой архив группы.

Помимо менеджерской, бухгалтерской, авторской, логистической и звукорежиссерской работы еще я занимаюсь, назовем это смешным словом, подпродюсированием. Присутствую на всех записях и съемках, к моему мнению прислушиваются артисты, как правообладатели. У нас два артиста правообладателя, между ними все функции в группе и все сочинения поделены поровну, я горжусь и очень дорожу тем, что мое третье мнение участвует и в написании новых песен, и в аранжировках, и в репетициях, и в концертных вариантах исполнения.

У меня есть «золотой архив партии» – мультитреки альбомов, оригиналы и договоры. Я собрал плейбэки, которые добавляют нам плотности, шарма, делают звучание еще более интересным. Но для нас плейбэк не является основополагающим, ведь бывает, что он вдруг выключается, и оказывается, что ничего не звучит. У нас сильные инструменталисты, я считаю, что это коллектив мечты.

Что вы возите с собой на гастроли?
Так называемый «тревожный чемоданчик», в котором есть все для случая, если придется что-то починить. Возим с собой малый барабан, плейбэки, гитары и клавишные инструменты.

А кто чинит, когда возникает такая необходимость?
Я или техник. В «тревожном чемодане» у нас переходники, провода, зарядки. Паяльник всегда должен находиться поблизости. Даже когда иду за хлебом, у меня в рюкзаке есть определенный набор вещей. Это связано с другой стороной моей деятельности – с управлением звуком и телевидением в сети ресторанов и инсталляционным бизнесом.

Хотели бы вы что-то изменить в группе?
Я бы хотел, чтобы наш прекрасный техник Илья Жуковин перешел на позицию технического директора и полноценного мониторного инженера (хотя сейчас он уже выполняет эту функцию с планшета), и мы взяли еще одного техника, чтобы было удобнее.

Может ли группа позволить себе художника по свету?
Световая история пока остается, так сказать, на совести принимающих светорежиссеров. Но на больших ответственных концертах мы работаем с Владом Кайносовым, он прекрасный светорежиссер.

Что за компания «Сила звука», какую роль вы там играете?
«Сила звука» – московская прокатная компания, занимающаяся техническим обеспечением мероприятий. Ее основатель – Виталий Владимирович Авершин. Мы с ним начали сотрудничать в 2014 году. Иногда «Сила звука» выступает нашим субподрядчиком, компания имеет комплект оборудования, среди которого акустика d&b audiotechnik, пульты DiGiCo, собственный экран, достаточно широкий комплект бэклайна. Своими силами мы закрываем большинство райдеров процентов на 70. У нас работают отличные специалисты, а в случае сложных задач привлекаем лидеров индустрии. Мы, как и все, переживали в пандемию непростые времена, но даже тогда мне удавалось привлекать мощные дорогие проекты, позволяющие компании жить, развиваться и даже приобретать новое оборудование.

Приглашаете ли вы системного инженера на большие мероприятия?
Конечно. Я люблю работать с Сергеем Уткиным. Он прекрасный специалист и мой товарищ, часто работает с нашей компанией как звукорежиссер и системный инженер.

Давайте поговорим о клубе Козлова. Мне кажется, он становится культовым заведением, не зря в 2019 году был признан лучшим джаз-клубом мира по итогам голосования зарегистрированных подписчиков на независимом американском портале AllAboutJazz. В клубе три активные площадки, на которые приглашаются лучшие исполнители. В этом, наверняка, есть результат и вашей работы.
Хотелось бы верить. Конечно, это прежде всего результат многолетней работы коллектива клуба и одних из его столпов, моих близких друзей и партнеров – арт-директора Араика Акопяна и главного звукорежиссера Алексея Белова.

Когда вы пришли в клуб, сколько площадок в нем было?
Я пришел в 2013 году, в то время клуб находился на Олимпийском проспекте. Там был один этаж, потом добавился второй, затем клуб закрылся. Построили новый трехэтажный клуб. В это время я выполнял много работы по ремонту и техническому обслуживанию. А в 2018 году мы вместе с коллегой Ильей Кононовым, моим главным другом, товарищем, братом и партнером по общему бизнесу, стали техническими директорами клуба. Я люблю все в жизни резервировать.

Нельзя замыкать все на одном себе. Когда работаешь с партнером, которого давно знаешь, обладающего невероятными инженерными знаниями и инженерным мышлением, может практически голыми руками чинить почти все, – это очень удобно. В то же время мы стали техническими директорами еще 12 ресторанов и клубов, где тоже все движется, иногда ломается, всегда нужно учить менеджеров, людей, незнакомых с техникой, как ею управлять. В клубе Козлова мы занимаемся техникой, от починки проводов до перемонтажей оборудования, выполнения технических райдеров, помощи с подбором персонала, обучением и контролем его работы.

В интервью Алексей Белов говорил, что вы экспериментировали с разными акустическими системами?
В итоге наш партнер «Технологии звука» поставил нам отличный комплект Voice Acoustic, на котором мы с удовольствием работаем все концерты!
Насколько избирательны к райдерам зарубежные артисты, играющие в клубе? Требуют ли чего-то особенного?
Требуют. Но я не считаю это капризом, как и любой райдер профессионального музыканта. Раз люди требуют, значит им это нужно, может быть для собственного комфорта, чтобы максимально раскрыться в исполнении произведения. 

Что заказывают артисты? Бывает ли что-то редкое, необычное?
Часто заказывают in-ear, хитрые синтезаторы или клавиши, необычные наборы тарелок или барабанов. Большое внимание уделяется маркам и сериям барабанов, дереву, из которых они сделаны, стойкам и комбоусилителям. Некоторые пишут райдер, рассчитанный на большие концертные площадки, а увидев список оборудования в клубе, понимают, что у нас есть все необходимое.

Многих иностранцев это удивляет. Я работал за границей на гастролях, и не встречал площадок с таким выбором бэклайна, как в клубе Алексея Козлова. Мне кажется, эта культура там не развита, в мелких клубах максимум есть порталы, но чтобы было 5 ударных установок на выбор, Rhodes, Hammond, рояль, разные комбоусилители, такого нигде не встретишь.
Того, что есть в клубе, в 90% случаев хватает для выполнения задач.

Все это имущество клуба? Где все хранится?
Да, имущество клуба, а где хранится – секрет.

Удается ли вам послушать выступления каких-то исполнителей не по работе?
Практически нет. И по работе тоже редко. Мои задачи – контроль, ночные или ранне-утренние профилактические работы, настройки, довозы, ремонт и так далее. Иногда удается послушать, но бывает такая усталость от кручения себя в пространстве, что ищешь только тишины. С другой стороны, если бы я был активно практикующим звукорежиссером с разными стилями и с разными группами, то посчитал бы это минусом, а для светорежиссера еще большим. Когда замыкаешься в одном коллективе, перестаешь расти и начинаешь деградировать. Поэтому для специалистов нашей сферы ходить на чужие концерты, слушать и смотреть, как играют, звучат и выглядят другие исполнители очень важно. Мне этого, возможно, не хватает, но пока я еще не настолько развил свой тайм-менеджмент, чтобы и этому уделять внимание. Мне, к сожалению, часто не хватает совсем простых бытовых вещей: личного времени, времени на сон и на семью. Я не жалуюсь, это как бы прилагается к нашей профессии.

У меня договор с 13 ресторанами сети PubLife Group, куда входят лучшие пабы столицы, большая часть из них – это трансляционная история, а шесть – концертные площадки, где проходят концерты, корпоративы, нужно соблюдать райдеры и работать с техническим персоналом, следить за состоянием оборудования. Клуб Козлова тоже относится к этому холдингу.
В основном с трансляционным оборудованием работают не очень сведущие люди, в этих заведениях большая текучка кадров. Потому тоже требуется много внимания – объяснить, что-то показать по мессенджеру, написать внятную и простую инструкцию.

Иногда нужно чинить оборудование, 95% ремонтов выполняется силами моего партнера Ильи Кононова, который еще и замечательный студийный инженер, он обслуживает множество студий, среди которых, например, студии Игоря Матвиенко, Владимира Осинского, Александра Козака. Он поддерживает работоспособность готовых студий, а также консультирует по постройке и инсталляциям оборудования. Плюс ремонт винтажного оборудования: магнитофонов, старинных пультов, рекапы старинных пультов, лампового оборудования.

Илья – прекрасный специалист, без него я не представляю своего существования. Также он хороший студийный звукорежиссер, часто помогает мне со сведением и редакцией разных материалов. В свободное от основных работ время мы пытаемся разрабатывать свои приборы. В пандемию я придумал прибор для связи на концертах, под свои задачи, надеюсь, что мы его выпустим.

Вы преподаете в ГИТИСе?
Да, на кафедре звукорежиссуры факультета музыкального театра. Выпускники получают диплом государственного образца по специальности звукорежиссер массовых представлений и праздников. Некоторое время назад я около трех лет сотрудничал со школой звукорежиссуры Musicheads, подготовил несколько выпусков, это было очень трудно в плане ответственности и ограниченности времени на обучение. Многие из выпускников стали работать в профессии на постоянной основе, а это, я считаю, главный результат.

Как организован курс, какие темы занятий?
Мне дана относительная свобода в рамках программы. Обучение начинается со второго семестра первого курса и заканчивается на четвертом курсе. Занимаемся мы раз в неделю, я рассказываю им то, что будет полезно на практике, что должно сделать из них хороших заинтересованных специалистов, работающих не по шаблону. Для меня главное – донести до студентов, что звук не только в ручках, в микрофонах, в плагинах, а в голове и ушах. В студийном или в концертном звуке нет мелочей, которые не имеют значения, всему нужно уделять должное внимание.

Осознавая, насколько тот или иной элемент звуковой системы, начиная  и заканчивая акустической системой, влияет на конечный результат. Чему и сколько времени и внимания нужно уделить, чтобы достичь определенного результата в сжатые сроки, сохраняя свои силы как звукорежиссера, техника и т.д. Все исходя из моего личного опыта работы с различными ансамблями от джаза до рока и экстремальной музыки. Я рассказываю про инструменты, работу с музыкантами, психологические, организационные и даже юридические аспекты работы. Как заключать договора, менеджерить проекты, как собирать концертный микс, как записывать концерты, как управлять людьми, выстраивать отношения с подрядчиками, прокатчиками, артистами и музыкантами. Привлекаю студентов к практической работе, многие из них становятся моими партнерами.

Хочу отдельно упомянуть коллегу, партнера, друга и моего выпускника Антона Романовского, закончившего институт в 2018 году, ставшего моей правой рукой, полноправным помощником, которого я могу спокойно ставить за себя на многие проекты. Он в чем-то более сведущ, чем я, например, в мультимедиа вопросах, свете, видео, интернет-технологиях. В процессе работы и обучения мы стали говорить на одном языке, что сильно упрощает рабочие процессы и позволяет быстрее добиваться нужных результатов в решении рабочих задач.

Студенты имеют еще какое-то техническое или музыкальное образование? Или это их первое высшее?
По-разному, 50 на 50. Если обучение заочное, то это уже на 90% состоявшиеся профессионалы, которые просто приходят за советом или им необходим диплом государственного образца. На очном те, кто до учебы не имел к звукорежиссуре никакого отношения, музыканты, люди после профильных колледжей и после музыкальных училищ.

Технарей, получается, меньше?
Практически нет, и это печально, так как среди моих коллег чаще именно люди с техническим образованием достигают лучших результатов в работе, чем самые творческие и опытные. Мне тоже сильно не хватает технического образования, но нет ни времени, ни сил, ни, пожалуй, желания его получить.

Преподают ли студентам акустику?
Конечно, у нас прекрасный преподавательский состав, можно сказать, отечественные звезды: Владимир Овчинников, которого я безмерно уважаю, и благодаря которому состоялось мое знакомство с группой «Ундервуд»; Дмитрий Куликов, звукорежиссер «Винтаж рекордс»; Антон Деникин, доцент кафедры Звукорежиссуры ГИТИСа, звукорежиссер ВГТРК, член Союза театральных деятелей.

Как проходят практические занятия?
У меня прекрасно оборудованный учебный класс, где я провожу занятия на пульте Digidesign Profile, также вожу студентов по своим площадкам, в том числе и в клуб Козлова, куда у меня, как у технического директора и человека, ответственного за ресторанный холдинг, в утреннее время есть возможность привозить студентов, показывать системы, рассказывать, давать тренироваться на мультитреках. У меня большая библиотека мультитреков группы «Ундервуд» и других групп, с которыми я сотрудничал. И если не всегда есть возможность привести музыканта с музыкальным инструментом, то можно показать примеры и азы работы на мультитреке.

Сколько человек обучаются на вашем курсе?
На заочном курсе – от пяти до десяти, на первом и третьем – по пятнадцать человек. Могу с гордостью сказать, что меня мои студенты любят, наверное, потому что я не упираюсь в учебники, рассказываю только то, что прошел сам, и честно отвечаю на вопросы. А лучшие студенты получают работу в моих проектах.
В этом году у меня были первые выпускники, у которых я был дипломным руководителем, экзамен у них принимала Мария Соболева из ИСИ, которую я уважаю как одного из лучших специалистов, и на чьи мастер-классы когда-то сам ходил. К дипломным работам я практически не прикасался, лишь давал некоторые советы.

Девочки среди студентов есть?
Конечно, и многие добиваются отличных результатов. Сложнее всего, как мне кажется, бывает с логикой построения звуковых цепей, но и это удается преодолеть большим количеством рабочих и учебных часов.

Мы долго думали, как это сводить, работали с фазами, делали расчеты, научились передавать пространственное звучание от больших колоколен, как будто находишься в воздухе на расстоянии 10-15 метров от нее, хотя колокольня может быть высотой 100 метров. Такого уровня записи мы так и не слышали, в пандемию мы наконец выпустили 2 диска с благословения игумена Валаамского монастыря, пока в цифровом варианте, но я думаю, что сделаем «физику». Возможно, летом проведем семинар, посвященный записи колокольного звона, с объяснениями и примерами.
Нас часто приглашают оборудовать храмы, исправлять и настраивать существующие инсталляции или научить с ними работать. Бывают интересные проекты в храмах, где надо аккуратно разместить громкоговорители, коммутацию и другое оборудование.

Работают ли выпускники в ваших заведениях?
Нужно разделять время до пандемии и нынешнее, когда люди с шикарной квалификацией становятся водителями. Ко мне практически ежедневно обращаются с просьбой найти работу, но ее сейчас не так много, как хотелось бы, и все стараются крепко держаться за свои места. К сожалению, не всем удается помогать с трудоустройством.

Расскажите, пожалуйста, о записи колокольных звонов.
О, это обширная тема! Еще одним направлением нашей с Ильей работы является оборудование и монтаж трансляционных систем в храмах. А в качестве хобби и научного интереса мы с моим коллегой записываем колокольные звоны. В институте это было добровольной практикой, началось все с поездок со студенческой группой на Валаам. Остались несколько заинтересованных людей: я, Илья Кононов и наш замечательный друг Николай Иванович Завьялов, известный звонарь, преподаватель компонологии (науки о колоколах) и звонарь Сретенского монастыря. Он максимально в колокольной теме, имеет звукорежиссерское и духовное образование, преподает во МГИКЕ на кафедре звукорежиссуры, а также в Институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания.

Николай Иванович занимается оборудованием колоколен, он написал устав колокольных звонов, по которому звонят в русской православной церкви. Очень интересный человек, я горжусь, что дружу, сотрудничаю с ним и учусь у него.
Мы четыре года ездили в Валаамский монастырь, писали и разработали технологию записи и сведения колокольного звона, потому что у всех записей, которые мы слышим сейчас, две крайности, первая – нет разборчивости звука, так как из-за масштабности и ландшафтности колокольня слишком далеко, и вторая – микрофоны ставят у каждого колокола, записывают и пытаются свести, но получается неправильное пространственное ощущение.

Мы долго думали, как это сводить, работали с фазами, делали расчеты, научились передавать пространственное звучание от больших колоколен, как будто находишься в воздухе на расстоянии 10-15 метров от нее, хотя колокольня может быть высотой 100 метров. Такого уровня записи мы так и не слышали, в пандемию мы наконец выпустили 2 диска с благословения игумена Валаамского монастыря, пока в цифровом варианте, но я думаю, что сделаем «физику». Возможно, летом проведем семинар, посвященный записи колокольного звона, с объяснениями и примерами.
Нас часто приглашают оборудовать храмы, исправлять и настраивать существующие инсталляции или научить с ними работать. Бывают интересные проекты в храмах, где надо аккуратно разместить громкоговорители, коммутацию и другое оборудование.

Как вам удается все совмещать, это же огромная нагрузка?
Современные технологии позволяют быть на связи 24 часа в сутки, есть мессенджеры, удобство интернет банков, различных госуслуг и электронных подписей, можно оплатить или выставить счет, поправить договор и поставить печать прямо с телефона, сидя за рулем в пробке. Офис не требуется, а в 2020 он исчерпал себя, ввиду дороговизны и пандемии. Так что сейчас офис всегда со мной. Плюс мои партнеры Илья Кононов и Антон Романовский держат на себе большую техническую часть различных работ.

На гастролях в Екатеринбурге, 2019 год

Как вы строите отношения с подрядчиками?
Я строго требую соблюдение договора, но не перехожу грани. Мы с моими постоянными партнерами и подрядчиками вертимся в одном профессиональном круге. Мне кажется, что отношения должны быть удобны, безопасны, психологически спокойны для всех. Правила простые: работа по предоплате, если нет особых договоренностей, то плата подрядчикам в день мероприятия или перед ним. Также я стараюсь не лезть в дела субподрядчиков и партнеров. Если я доверил, то не учу людей на местах.

Часто возникают разногласия перед подписанием договора?
Бывает. Тогда есть два варианта: отказываемся или ищем компромиссы. Важно трезво оценивать возможности свои и заказчика. Договор в случае проблем быстро отрезвляет и предотвращает возможные проблемы и непонимания.

А устные договоренности? Репутация?
Репутация на рынке не работает, к сожалению, и остаются недобросовестные, странные люди, которые забывают о том, что пообещали, обманывают или придумывают. Я рассматривал пандемию как исцеление от необязательных людей в нашей отрасли. Но этого не произошло. Я бьюсь за каждую работу, не пропускаю сроки и отвечаю за обязательства. Мой тезис звучит так: твой лучший концерт – это твой последний концерт. Каждая работа – это твое лицо. Я дорожу своим именем и репутацией, работаю с большим количеством постоянных партнеров. Мои задачи – не подвести их и вместе стараться выходить на новые уровни работы и сотрудничества.

Как от всего это не устать, не выгореть?
Верить в Бога и чувствовать себя на своем месте. Мне это интересно, вчера, сегодня, днем и ночью. У меня даже сны о работе. Я научился находить время для отдыха, для отпуска с семьей, но освободить голову от работы и оторваться от телефона c непрекращающимися сообщениями пока для меня невозможно. Это вопрос делегирования и следующей ступени моего профессионального роста.
Самое главное, что телефон звонит, ведь намного хуже, если нет.