Гарик Сукачев: Выбираешь не ты, выбирают тебя

Александр Хорев,
фото Игоря Верещагина

Гарик Сукачев не устает повторять:
«Мне нечего сказать о своем творчестве, для этого есть специальные люди, они и поговорят, и оценят».
Что ж, мы как раз из таких людей. Песня — настолько популярна по сути своей, что, кажется, убери от нее создателя, и она уйдет в народ, где будет жить вечно. Образ — настолько всеобъемлющий и в то же время четкий, что для его определения, возможно, пришлось бы написать целую книгу. Драматургия, сценография, режиссура — очевидно, что основная форма его общения с миром невербальная. Тем не менее мы не могли обойти стороной такого мастера и не сделать с ним интервью.
Чего бы нам это ни стоило.

Шоу-Мастер: Игорь Иванович, сегодня мы живем в такое время, когда ни один приличный артист, как кажется, не выезжает из дома без трех фур светодиодных экранов. Вы идете в ногу со временем?
Гарик Сукачев: Если у меня есть бюджет на светодиодные экраны, я от них не откажусь. Но не факт, что они нужны на каждом шоу. На больших проектах, где ты работаешь над сценографией вместе с художником-постановщиком, художником по свету, еще целой кучей служб, — да, светодиодные экраны это очень удобная современная вещь. Но такие работы случаются редко. К сожалению. Есть концерты и другого рода, где во всех этих шоу-технологиях нет необходимости. Лично я считаю, что нет ничего лучше, чем черный кабинет. В эстрадной музыке шоу играет большое значение. В музыке, которую играю я, — нет.
Ш-М.: Вы сами занимаетесь постановкой своих шоу. У вас бывало так, чтобы технология вдохновила на какие-то решения?
Г.С.: Нет. Технологии сами по себе меня не вдохновляют. Я исхожу из того, что рождается в моей голове. Дальше просто разговариваю со специалистами и мы решаем, что реально сделать, а что нет. Потом появляются специальные люди, которые показывают, как это может выглядеть, а мое дело – просто ткнуть пальцем и выбрать, что мне нравится. Специально технологиями я не интересуюсь.

Ш-М.: А мысли в голове откуда, вдохновение где черпаете?
Г.С.: Ничего я не черпаю. Откуда приходят мысли — не знаю. Иногда мысли приходят по необходимости, просто потому что нужно что-то делать, нужно работать. Иногда приходят, когда их никто не ждет. Вообще говорить на эти темы мне не очень удобно. Вдохновение, мысли, музыка… В этом отношении я очень неудобный собеседник. Я не знаю, что и как происходит. Я ничего в этом не понимаю. О музыке мне нечего сказать. Я не одержим музыкой. Если бы мне было сейчас лет двадцать, я бы мог поговорить о музыке вдохновенно. Но не сейчас. Я никогда на эти темы не думал. Да и не интересно мне на эти темы думать.
Ш-М.: Если кто-то из молодых музыкантов придет к вам за советом…
Г.С.: Ко мне не приходят за советом молодые музыканты. Я не даю советы, потому что это очевидная глупость. Если говорить о том, чем занимаюсь я, эта работа совмещает в себе два занятия: работу поэта-песенника и композитора. Это довольно самодостаточный процесс. Давать советы человеку, который занимается ровно тем же, я бы не стал. Человек должен делать свою музыку, писать свои песни. На фига ему мои советы? У него своя музыка, у меня своя.
Ш-М.: По жизни тоже не даете советов?
Г.С.: Боже упаси!
Ш-М.: Вы согласны с тем, что русский рок — это загадочное явление?
Г.С.: Почему? Раз уж вы занимаетесь музыкой или работаете в какой-то околомузыкальной профессии, вы же можете найти отличия английской рок-музыки от американской, западногерманской, шведской, финской, китайской? Если вы возьмете классическую музыку, при желании вы всегда найдете десять признаков, по которым Бетховен отличается от Глинки. Точно так же у каждой рок-музыки есть свои собственные отличительные особенности, соответствующие особенностям национального характера, какой-то культурной и музыкальной школе. Ничего особенного в русском роке я не вижу. Эта музыка появилась в Америке, но затем распространилась по всему миру. И в каждой культуре приобрела свои характерные черты.
Ш-М.: В последнее время опять много заговорили о пиратстве.
Г.С.: Правда?
Ш-М.: Пиратство реально победить?
Г.С.: Сейчас уже нереально.
Ш-М.: А как вы видите дальнейшее развитие музыкальной индустрии?
Г.С.: Никак не вижу. Я не знаю.
Ш-М.: Мировая звукозаписывающая индустрия терпит крах из-за несанкционированного распространения музыки в Сети. У нас пластинки никогда не приносили доходов. Значит, и крах нам побоку?



Г.С.: Нас этот крах совершенно не касается, потому что у нас это никогда не работало. Я вижу, что из десяти дисков, которые меня просят подписать, девять пиратские. Кто в этом виноват? Все, кто это делает. Тут нет смысла искать какого-то конкретного злодея. Искать черную кошку в темной комнате я как-то не склонен, особенно если ее там нет. Да и произведения на тему, как нам обустроить Россию, я тоже писать не собираюсь. Думаю, если бы это нужно было государству, государство уже давно все это бы урегулировало. Но государству нужно нечто иное. Я как человек, который создает некий продукт, государству определенно не интересен. Да и какая государству разница, у кого брать деньги, у меня или у тех, кто меня обворовал? Победить пиратство… Если кто-то сможет его победить, честь ему и хвала, он сделает огромное неподъемное дело. Раньше криков тоже было много.
Ш-М.: Ваша творческая жизнь сосредоточена на сцене?
Г.С.: К сожалению, да.
Ш-М.: Почему к сожалению?
Г.С.: Потому что я с удовольствием появлялся бы на сцене только тогда, когда мне этого хочется. У нас же волка ноги кормят. В нашей стране любой честный труд изнурителен, опасен для здоровья и бесперспективен.
Ш-М.: Если этот труд бесперспективен, зачем так много народу занимается этим?
Г.С.: А зачем так много людей работают на заводах? Почему так много людей становятся офицерами? В любой стране мира, композитор, написавший популярную песню, может жить безбедно. У нас до перестройки тоже так было. Наши композиторы, как и западные, были хорошо обеспеченными людьми, хотя и говорят теперь, что платили им копейки. Им платили за все: за пластинки, за выступления, за радио, телевидение... Советское государство много забирало себе, но успешные композиторы были очень обеспеченными людьми. Сейчас же волка ноги кормят. Вот завтра человек, занимающийся таким же делом, что и я, помрет, его семье есть будет нечего. Потому что всю интеллектуальную собственность разворовывают еще при жизни автора, а уж после смерти… У пиратов только тиражи вырастут. Воры еще больше на этом обогатятся. Как вы думаете, преодолима эта штука? Преодолима. Во всем мире это решенный вопрос. Кроме России. Вашего покорного слугу вместе с его «товарищами по оружию», власть видала в одном месте. И это очевидный факт. Я не верю, что пока я жив, что-то изменится. Не думаю, что у нас когда-нибудь будет так, что я, например, написав песню, смогу купить себе квартиру и жить там, где хочу. Нет, я живу и буду жить только там, где смогу себе позволить. Хотя я должен признать, что денег мы получаем все же больше, чем слесарь-инструментальщик шестого разряда. Это правда.
Ш-М.: У вас есть какие-то вещи, без которых, на ваш взгляд, сложно отыграть хороший концерт?
Г.С.: На мой взгляд, это все ерунда. За концерт не я плачу деньги, а мне. Что мне нужно, это никому не интересно. Билет стоит дорого. Афиш висят сотни. А деньги в кармане у вас только одни. Вы можете пойти туда, туда, туда… И вам абсолютно все равно, есть ли у меня на сцене все, что мне нужно, или там нет вообще ничего. Я не могу выйти к зрителям и сказать: простите нас, десять тысяч человек, но аппарат — дрова, как фонари светят, мне не нравится, играть мы не будем. Мое дело – делать мое дело максимально честно и по-настоящему. Все, никакой другой мотивации у меня нет.
Ш-М.: Как стать рок-звездой?
Г.С.: Опять. Нет никакого рецепта. Его быть не может. Я говорил уже много раз: талантливых людей много — по сути, каждый человек в чем-то талантлив, а самобытных людей единицы. Это очевидный факт. Почему так происходит? Я не знаю. Не я все это придумал. Нельзя сегодня захотеть стать рок-звездой, а завтра ею стать. Ничего подобного. Так не получится. Почему? Откуда я знаю? Не поцеловал кого-то Бог в макушку. Есть люди, которые пишут стихи, рифмуют, подбирают слова с правильными окончаниями, у них получаются хорошие правильные стихи, но в них нет искры божьей и стихи эти никому не интересны. Есть люди, которые пишут музыку. В ней много нот, огромное количество бемолей, огромное количество диезов, но музыка эта скучна. Она не трогает человека. Есть писатель, который пишет книжку. И ее никто не читает. Там много разных слов, но эти слова оказываются совершенно никому не нужны. Объяснить это невозможно. Есть только одна, очень простая вещь: нельзя кем-то стать, лишь потому что ты этого захотел. Выбираешь не ты, выбирают тебя. Если ты играешь рок и на твой концерт пришло десять человек, через месяц сто, а еще через месяц тысяча, все — ты рок-звезда. Но я не знаю, как это можно сделать специально.